Результаты выборов в Европарламент можно и нужно оценивать с двух ракурсов: внутреннего — для каждой из 27 стран, в них участвовавших, и общеевропейского, то есть определяющего курс ЕС на ближайшие пять лет. Понятно, что Европарламент не является центром власти единой Европы — и потому, что такового вообще еще нет, и потому, что ключевые рычаги власти в руках Евросовета (то есть собрания руководителей всех 27 стран) и Еврокомиссии (общеевропейского правительства). Однако расклад сил в ЕП дает представление о возможной скорости евроинтеграции. А динамика изменений баланса сил в нем показывает тенденции изменений в настроениях европейцев и даже их элит.
Поэтому значение нынешних выборов не в том, что расстановка сил в парламенте серьезно изменится (нет, не изменится) или сменится глава правительства ЕС (нет, фон дер Ляйен почти наверняка останется в своем кресле). А в том, что обозначается совершенно определенная тенденция: от выборов к выборам усиливаются позиции евроскептиков-консерваторов. Да, им и в этот раз не удалось стать главной силой в Европарламенте, но они вплотную подошли к этому рубежу.
Если у победителя выборов — Европейской народной партии (так называется объединение различных национальных партий правого и центристского толков, похожих на Христианско-демократическую партию Германии) — будет 185 мест (из 720), то у единой фракции крайне правых (хотя правильнее называть их просто правыми в связи с тем, что обычные правые, такие как ХДС, сильно сдвинулись в центр) было бы 161. Было бы — если бы две фракции евроскептиков смогли объединиться. Но у фракций «Консерваторы и реформисты» (итальянский премьер Джорджи Мелони и другие) и «Идентичность и демократия» (француженка Марин Ле Пен) не хватает силы воли и уверенности в себе, чтобы подняться над несущественными разногласиями (среди которых очень мало серьезных — вроде поддержки Украины). При этом понятно: главная причина отсутствия единства среди евроскептиков в том, что европейский истеблишмент делает все для того, чтобы не дать ему сложиться, — разделяй и властвуй.
При этом даже в нынешних условиях возможность объединения сохраняется. Более того, если бы мелонисты и лепенисты со временем объединились, перед ними бы открылся путь к тому, чтобы стать крупнейшей фракцией в Европарламенте. Ведь еще 35 депутатов-евроскептиков не входят ни в одну из двух фракций: в первую очередь это касается «Альтернативы для Германии» (исключенной перед выборами из ИД) и партии венгерского премьера Орбана. То есть объединенная фракция консерваторов-евроскептиков могла бы вырасти почти до двух сотен штыков (196). Понятно, что даже это не открыло бы ей путь к власти: псевдоправые все равно набирали бы большинство, блокируясь с социал-демократами и либералами, но тогда у антисистемных сил была бы возможность говорить о себе как о главной силе в ЕП, объединяющей более четверти депутатов.
Увы, шансы на то, что мы увидим подобное объединение в ближайшее время, почти равны нулю, но зато мы видим направление, в котором будут двигаться евроскептики. Более того, вовсе не исключено, что ближе к концу полномочий только что избранного Европарламента подобная единая фракция всех евроскептиков станет реальностью. Потому что ситуация в Европе будет меняться — и к 2029 году дела у евроинтеграторов будут идти еще хуже.
Ведь каков самый благоприятный для них сценарий на ближайшие годы? В США правит Байден, Россия отступилась от Украины, и Незалежная начинает постепенную евроинтеграцию, Западные Балканы вступают в ЕС, торговля и экспорт в Китай растут, зеленый переход в энергетике набирает темпы, европейская экономика переходит к уверенному росту и повышению конкурентоспособности. Да, еще и мигранты не беспокоят — интегрируются себе постепенно, не вызывая раздражения и недовольства у местных жителей. Такой вот неувядающий европейский сад, за которым ухаживают обученные в Брюсселе садовники.