80 лет назад была подписана Декларация о поражении Германии
5 июня 1945 года в Берлине была подписана Декларация о поражении Германии. Немецкие города лежали в руинах, заводы стояли, железные дороги были уничтожены. И хотя союзники беспокоились, что нацисты из подпольной организации «Вервольф» будут вести партизанскую войну, подавляющее большинство немцев переживало скорее за собственное выживание. Что заменило деньги в послевоенной Германии, почему там началась «танцевальная лихорадка» и в какой зоне оккупации немцам жилось лучше — в материале «Газеты.Ru».
«Штунде нуль»
Первые месяцы и годы после капитуляции Германии во Второй Мировой войне сами немцы называли Stunde Null — «Час Ноль». Безвременье, которое дает всей нации шанс начать жизнь с чистого листа.
5 июня 1945 года союзники — СССР, США, Великобритания и Франция — подписали на руинах Берлина Декларацию о поражении Германии. Территория Третьего Рейха была разделена на четыре оккупационные зоны. Через несколько лет после конца войны объединенные западные зоны оккупации — так называемая «Тризония» (а сугубо англо-американская зона без учета французской называлась «Бизония») — будут преобразованы в ФРГ. Советская зона — в ГДР.
Третий Рейх потерял значительные территории на востоке — их передали Польше (например, Силезию). Советский Союз забрал себе Восточную Пруссию. Из стран Восточной Европы, ранее оккупированных нацистами, в Германию потянулись миллионы беженцев. Многие мирные немцы подвергались унижениям или были убиты в ходе этнических чисток.
Беспокойство союзников вызывала нацистская партизанщина — бойцы подпольной организации «Верфольф», которую активно пестовала геббельсовская пропаганда. В первые месяцы после поражения рейха члены «Вервольфа» устроили пару десятков террористических актов — убивали солдат союзников, устраивали подрывы объектов инфраструктуры. Однако подавляющее большинство немцев хотело забыть ужасы войны как страшный сон.
Десятки миллионов немцев беспокоил основной вопрос — выживания. И, конечно же, квартирный.
Жизнь на пепелищах
Всего в Германию перебралось до 12,5 млн беженцев, из которых почти 9 млн осели в «Тризонии», отмечал историк Александр Макаров. В ряде регионов доля беженцев достигала 40% населения — например, в Мекленбурге или Шлезвиг-Гольштейне, указывал исследователь Харальд Йенер в своей книге «Волчье время».
Беженцы сталкивались с дискриминацией и бытовыми конфликтами: их прозывали уничижительными именами, высмеивали диалекты. Многие дети, чтобы не выделяться, старались учиться говорить на «хохдойче», «высоком» литературном немецком. Но отношение к беженцам было все равно хуже, чем к остарбайтерам — из-за жилищного и ресурсного кризиса. Хотя слово «кризис» слишком мягкое — в Германии воцарилась страшная разруха.
Крупные города были разрушены на 50–65%, промышленность парализована, железные дороги и инфраструктура лежали в руинах. В Берлине, например, каждая третья квартира была уничтожена войной. Пострадали от бомбежек западных союзников Гамбург и Кельн, а также многие другие города.
В конце мая 1945 года десятки тысяч немецких женщин были мобилизованы советской комендатурой на уборку городов от завалов и мусора. Мужчин катастрофически не хватало из-за военных потерь и плена. Работниц, которые чуть ли не голыми руками разбирали завалы, называли «трюммерфрау» — «женщинами на руинах».
Для работы немки использовали не какую-то сложную технику, а простые кирки и ручные лебедки.
Другой работы особо не было — заводы стояли, а в советской зоне оккупации те предприятия, что не были уничтожены бомбами и пожарами, вывозились в СССР в качестве репараций.
Тысячи немцев жили в подвалах и полуразрушенных домах. Отопление не работало. Холодная зима 1945–1946 годов, одна из самых морозных в истории Германии, повлекла за собой обморожения десятков тысяч человек.
Продовольствия тоже не хватало. Йенер отмечал, что рацион среднестатистического немца в первые годы оккупации насчитывал около 1000 ккал в сутки — более чем в два раза меньше физиологической нормы. Запасов продовольствия на складах не хватало, ведь кормить нужно было и огромные союзные армии.
Сразу после Победы советская военная администрация ввела новую карточную систему (нацисты выдавали продукты по карточкам с 1939 года). Для лояльных антифашистов из числа немецкой интеллигенции и артистов паек был самым большим; для рабочих — чуть попроще. «Кладбищенский талон», или карточка третьего уровня, предназначалась для неработающих домохозяек и стариков.
Дети, отмечал в эссе «Немецкая осень» шведский журналист Стиг Дагерман, «ходили в школу» — на самом деле так называли поиски еды, часто доходившие до воровства. Школы и университеты не работали. Кто-то отказывался получать еду у союзников, считая это «унижением».
Процветал черный рынок. А поскольку немецкие рейхсмарки обесценились, то валютой стали… сигареты. Особенно высоко ценились Lucky Strike, которые входили в состав американских солдатских пайков.
Немецкий писатель и философ, ветеран двух мировых войн Эрнст Юнгер в мемуарах о годах оккупации описал инцидент — его с товарищами чуть не расстреляли на месте американские солдаты, приняв за «blackmarketers» — спекулянтов.
К счастью, товарищу Юнгера удалось избежать смерти из-за сердечного приступа, который произошел у другого его спутника. А человек, у которого нашли сигареты, провел ночь в тюрьме.
Голод в Германии доходил до того, что даже католический кардинал Йозеф Фрингс в Кельне благословил тех, кто вынужден был воровать еду, чтобы прокормить свою семью.
Не хватало и топлива. В Берлине были созданы даже специальные общественные «теплые комнаты». Уголь воровали с грузовиков, парки и леса вырубались под корень. В печи и камины (если повезло и они не были разрушены) летела мебель.
Немцы, как некогда жители блокадного Ленинграда, занялись огородничеством — овощи выращивали везде, где была земля. На балконах, клумбах, пустырях. Крестьянам приходилось полегче. В советской зоне к тому же крупные земельные наделы были изъяты и перераспределены заново.
Танцевальная лихорадка
Несмотря на разруху и голод, рост преступности, особенно мародерства, и оккупацию, в Германии началась настоящая «танцевальная лихорадка», утверждает Харальд Йенер.
Десятки кабаре и кинотеатров открывались и на востоке, и на западе.
«Радость бытия буквально била через край Людей охватила настоящая танцевальная мания, они пили, пели и плясали, где только было можно; повсюду раздавался пронзительный, истеричный смех, который, конечно, многим действовал на нервы», — говорится в книге Йенера.
Отдельно стоит упомянуть такое явление, как «руинный туризм». Те немцы, кто все-таки мог себе это позволить, отправлялись осматривать разрушенные города. А в Берлине долгое время работало популярное в богемной среде кафе «Руина», которое было разрушено в боях и впоследствии сохранено в таком виде как своеобразный памятник послевоенных лет.
Юная берлинка Бригитте Айке
