Дети в начальной школе в Лионе
Гендерная теория, придуманная новозеландским «гуру» психологии Джоном Мани, не имеющая под собой практически никаких научных оснований и обоснований, а лишь фантазии своего создателя, украшенная цветами радуги (для яркости) и лозунгами равенства (для удобства политтехнологов), вначале изучавшаяся почти исключительно из любопытства и факультативно, сегодня медленно, но очень последовательно вползает в программу европейских школ. Начиная с младших классов. И даже со старших групп детских садов. Выдумка шарлатана, которая в середине прошлого столетия уже привела к двойной трагедии: братья-близнецы Дэвид и Брайан Реймер, одного из которых по совету психолога и «сексолога» Мани родители воспитали как девочку, в результате покончили с собой.
Мани утверждал, что биологический пол не имеет никакого значения, а гендер формируется исключительно в результате влияния среды. Как и результатом все того же воспитания может быть в том числе и сексуальная ориентация. Антинаучная чушь, вроде той, из Средневековья, когда алхимики искали философский камень, а астрономы вплоть до открытия Коперника были убеждены, что Солнце вращается вокруг Земли, если и когда ее пытаются опровергнуть, сегодня идет нахрапом и жжет всех с ней несогласных напалмом.
Противостоять попыткам промывки мозгов несовершеннолетним в эти дни (по крайней мере, во Франции) практически невозможно. Ассоциации ЛГБТ-активистов приходят в школы и практически ставят условия педагогическому коллективу: «Либо вы нас допускаете до «сексуально-гендерного просвещения» детей, либо…» Ультиматум оказывается действенным.
Так, во французской Бретани, регионе, где живут люди консервативные — шкиперы и рыбаки, далекие от игр радужного разума, — такого рода уроки (вместо предметов вроде физики или математики) стали почти рутинной практикой.
Родители, которым дети приносят познания о том, что есть, оказывается, «небинарные, трансгендерные и транссексуальные» люди, пытались робко забить тревогу — все-таки нравится это ЛГБТ-сообществу или не нравится, но сексуальное воспитание — дело семьи, а не школы — довольно быстро прикусили языки. Не то слово или не тот взгляд, и все — на вас красуется ярлык гомофоба или трансфоба, а это в современной объединенной Европе — признак расизма. А расизм все в той же объединенной Европе — не правонарушение, а преступление.
Вторая половина ХХ века, когда Европа пыталась залатать свое прошлое, в котором хватало и расизма, и ксенофобии, на континенте ознаменовалось движением за гражданские права и свободы. Протесты конца шестидесятых, когда сытая молодежь мечтала избавиться от опеки старших и наконец-то вместо работы и образования посвятить себя гедонизму, поиску удовольствий и иных радостей, постепенно сошли на нет. Но ничем не скрываемая тяга к плотским радостям и практически постоянному их потреблению из юношеского прикола стала стилем жизни.
«Запретить запрещать» — и под этим известным лозунгом из всех щелей полезли не просто чувственные удовольствия, часть жизни, важная, но интимная, то есть не выставляемая напоказ, а настоящие пороки, как таковые было принято считать до возникновения «гендерной теории». А с ее возникновением и популяризацией, с отменой запретов пороки и извращения превратились постепенно в норму поведения. Не бретонских шкиперов и рыбаков, разумеется, — им было и есть куда тратить энергию — но парижской богемы. Ставшей законодательницей мод и лидером в продвижении всех этих девиаций. Которые получили названия. Привычка. Особенность поведения. Творческий способ отношения к собственной сексуальности. Черта гендерной самоидентификации. Иными словами, даже если нельзя (в том числе и потому, что желания могут быть преступны), то все равно можно.
Это сегодня начиная с нежного возраста призывают не стесняться никаких желаний и открыто их выражать, называя табу и запреты диктатом «патриархальных ценностей», а вот тридцать лет назад подобное было принято скрывать.
В несколько лет назад вышедшей книге ее автор Фабрис Тома описывает нравы тех, кто продиктовал и нынешнюю повестку ЛГБТ-сообщества, и щедро спонсировал многочисленные НКО, которые права сексуальных меньшинств должны были продвигать и популяризировать.
Месье Тома пришел наниматься на работу. В модный дом, носивший имя создателя, Ива Сен-Лорана. Бизнес- и амурный партнер знаменитого кутюрье Пьер Берже ему ответил, что найм проходит через его, Берже, постель. Месье Тома — гетеросексуал, широкоплечий красавец, согласился на такую кадровую политику. Когда Берже им присытился, он передал Фабриса Сен-Лорану.
Подробности того, что происходило там, в закулисье, в этих роскошных поместьях, виллах, отельных апартаментах, как говорит сам Фабрис Тома, могло бы заставить покраснеть даже Харви Вайнштейна. Насилие и садизм были наиболее ходовым способом получить удовольствие. Потом молчание участников оргий чаще всего покупали. И всякий раз нужны были новые ощущения. И значит, новые — скажем это еще раз — жертвы.
На публике Пьер Берже — миллиардер, меценат, ценитель искусства — был одним. Приватно — другим. А политически — третьим. Именно он, Пьер Берже, был главным лоббистом медийной (как один из акционеров в тот момент влиятельной Le Monde) и финансовой (у него было достаточно средств) легализации однополых браков во Франции. И тогдашнему кандидату на пост президента Олланду он заявил недвусмысленно: полная финансовая и пиар-поддержка богемы, интеллектуалов и прочей философской братии в обмен на принятие закона. И Олланд предложение принял. Потому что отказать Берже означало совершить политическое самоубийство.
Закон, едва ли не единственный, коим отмечено было лидерство Олланда на посту президента, принимался с рядом поправок, условий и оговорок. Они касались в том числе и того, что школа (в широком смысле слова, как учреждение образования) будет оставлена в стороне от агитаторов и пропагандистов «гендерной теории» и «радужного разнообразия». Биология как наука — да, но продвижение «небинарности и флюидности» — нет.
Ну что ж, сегодня видна цена всем этим обещаниям.
Ив Сен-Лоран, действительно гений моды, действительно выдающийся стилист, сумевший раскрепостить женщину и ее тело (наши любимые брючные костюмы — это он, наши пьянящие любящих нас мужчин нежные духи — это тоже он, наши черные водолазки, наши кожаные косухи — это тоже Сен-Лоран), умер, измученный меланхолией и наркоманией. Его сердце не выдержало.
Фабрис Тома, рассказавший о нравах тех, кто спонсировал «борьбу за равные права секс-меньшинств», из Франции был вынужден уехать в Квебек. Где женился. Родил детей. И работает каменщиком.
И, судя по всему, доволен своей жизнью гетеросексуального мужчины средних лет, семьянина и отца.
Вот только детям из бретонских городов и их родителей от всей этой настойчивой пассивной (пока) агрессии, когда в самое интимное — самоидентификацию, во взросление девичье или юношеское — вмешиваются те, кто на самом деле никакого права этого делать не имеет, бежать некуда.
Ну а «радужные» активисты берут школы на абордаж угрозами, ультиматумами и громкими визгами о дискриминации.
Поэтому не стоит спрашивать, по кому свистят дудки и кастаньеты, окрашенные в эти самые радужные цвета. Они свистят по сегодняшним европейским детям и подросткам. Кто-то из которых может повторить (ситуации бывают разные) судьбу Фабриса Тома. Или судьбу тех, никому не известных, от кого Берже и Ко откупились, сломав предварительно им жизнь. Если вовсе не доведя до самоубийства.
Жатва жертв «гендерной теории» уже началась.
