Владимир Путин и президент ОАЭ шейх Мухаммед бен Заид Аль Нахайян в Абу-Даби. Архивное фото
Завтра в Москву приезжает президент Ирана Ибрахим Раиси, а сегодня Владимир Путин находится с визитами в Объединенных Арабских Эмиратах и Саудовской Аравии. Встречи президента России с обоими принцами Мухаммедами — президентом ОАЭ и саудовским премьер-министром, как и с иранским руководством, имеют регулярный характер (особенно в последнее десятилетие), но нынешние переговоры имеют далеко не рядовое значение. И вовсе не случайно они совпали по времени, потому что именно сейчас строительство нового миропорядка выходит на новый уровень. И причина этого — происходящее в Газе.
Конечно, со всеми тремя странами у России есть множество двусторонних тем: от координации в области нефтегазового рынка до торговли и инвестиций, от военно-технического сотрудничества до логистических коридоров. И на переговорах все эти темы будут занимать важное место: наше стратегическое партнерство с Ираном охватывает все больше областей, Эмираты превращаются для России в важнейший финансовый центр для работы в условиях западных санкций, саудиты наращивают свои инвестиции в России и заинтересованы в различных совместных проектах. Есть и украинское измерение: Эмираты и Саудовская Аравия балансируют между игнорированием и соблюдением западных санкций против России, выстраивая выгодную для себя схему посредничества и развития отношений как с Москвой, так и с Западом, как с БРИКС, так и с «Большой семеркой». Причем вектор их движения однозначен — все три страны вступают в БРИКС и наращивают работу с ШОС. Иран уже входит в ШОС, а в январе вместе с Эмиратами и Саудовской Аравией присоединится к БРИКС. Отношения всех трех стран с Китаем укрепляются — и это осознанный выбор.
При этом внутри этого треугольника (Саудовская Аравия — Иран — Эмираты) отношения сложные и настороженные. И дело тут не только в том, что Иран — шиитская страна, а два аравийских государства — суннитские, одни — персы, а другие — арабы. И не в объективных и субъективных противоречиях между ними на Ближнем Востоке — в Сирии, Ливане, Ираке, Йемене. И даже не только в том, что и Иран, и Саудовская Аравия претендуют на роль лидера всего исламского мира. Куда большее значение имеет ставка Запада — в первую очередь англосаксов — на создание, раздувание и использование противоречий между противоположными берегами Персидского залива. До исламской революции в Иране Западу не было нужды разыгрывать эту карту: по обе стороны залива были союзники, и его больше заботило противодействие советскому влиянию в арабском мире. Саудовцев пугали московскими безбожниками, которые хотят отдать их земли своим арабским друзьям-социалистам, а иранский шах умело балансировал между СССР и Западом — с уклоном в сторону второго. Но 1979 год изменил все: в Иране пришли к власти революционные муллы, началась ирано-иракская война, и перед англосаксами встала проблема Тегерана. Арабские монархии были напуганы иранской революцией — и Западу было несложно еще больше привязать их к себе. И советская угроза все еще продолжала действовать — кроме нашего влияния на соседей саудитов, Сирию и Южный Йемен, появился еще и афганский фактор. Ввод наших войск в Афганистан стал поводом для запугивания саудитов коммунистической угрозой — и еще большей зависимости их от Запада.
Но в 1990-е этот мир начал сыпаться: сначала Штаты ударили по Ираку, потом распался СССР. Англосаксы еще долгие годы пытались убедить арабских принцев, что главной угрозой для них является шиитский Иран, но после того как в 2003-м США окончательно раздолбили Ирак, даже в песках Аравии стали задумываться. Именно американская агрессия сначала в Афганистане, а потом в Ираке открыла ящик Пандоры: на Большом Ближнем Востоке началась всеобщая смута. Она достигла своего апогея к середине десятых годов, причем следствием арабской весны стал фактический распад (Йемена, Сирии, Ливии) или недееспособность (Ливан, Ирак) сразу нескольких арабских государств. И заметное усиление региональных позиций Ирана.
Саудовская Аравия и Эмираты пытались остановить этот процесс: воевали с Йеменом, надеялись на американское вмешательство в Сирии. Но дела становились все хуже — и тут в регион пришла Россия. Наше возвращение состоялось в 2015-м в Сирии, но уже до этого эмиратский Мухаммед стал налаживать тесные отношения с Путиным. А пришедший к власти в том же году в Саудии Мухаммед бен Салман пошел по пути своего соседа и тоже установил доверительные контакты с российским президентом. Тогда же Москва помогла Западу договориться с Ираном о ядерной сделке, то есть создать условия для снятия с Тегерана санкций. У нас впервые появилась возможность выстраивать серьезные отношения со всеми тремя странами Персидского залива, несмотря на все противодействие Запада.
Если на Иран Запад влиять никак не мог, то на аравийские страны у него сохраняются серьезные рычаги воздействия: в первую очередь потому, что оба Мухаммеда заинтересованы не в разрыве с Западом, а в том, чтобы стать равноправными партнерами и участниками строительства нового миропорядка. Для этого им нужны хорошие отношения как с Китаем и Россией, так и с США и Европой. Москва и Пекин предлагали им не только торговлю и оружие, но и замирение с Ираном. Которое и произошло — сначала между Тегераном и Абу-Даби, а в этом году — между иранцами и саудитами. К огромному неудовольствию англосаксов, которые параллельно вели свою игру по примирению обоих арабских принцев с Израилем.
Эмираты несколько лет назад при Трампе пошли на подписание «Авраамовых соглашений», признав Израиль в обмен на обещанное продвижение к созданию независимой Палестины. Саудитов американцы обрабатывали до последнего момента, надеясь на то, что они пойдут по стопам Эмиратов. Хотя шансов на это было мало: не только потому, что король Салман (отошедший от практического руководства страной, но сохраняющий за собой последнее слово) категорически против, но и потому, что поверить в израильские обещания по Палестине было очень сложно.
И тут наступило 7 октября, после которого Израиль начал планомерное разрушение Газы. Уничтожение даже этого небольшого островка палестинской государственности, существовавшего в условиях блокады и изоляции, ликвидировало последние надежды на возможность договориться с израильским руководством о будущей Палестине. Арабский мир возмущается, протестует, требует, обращается к США с призывом надавить на Израиль, но результат нулевой.
Одновременно американцы угрожают Ирану, предостерегая его от вмешательства, от попыток открыть второй фронт против Израиля. Тегеран не хочет и не может рисковать войной с Америкой, но при этом весь мир видит, что именно Иран и его союзники остаются главными сторонниками Палестины и противниками Израиля. В этих условиях для арабских лидеров очень важно показать, что и они думают о Палестине, пытаются что-то сделать для спасения Газы, но что можно сделать, кроме бессмысленных призывов к Вашингтону?
Можно надавить на американцев — так сильно, чтобы они были вынуждены отозвать выданный Израилю карт-бланш на уничтожение Газы. Но как напугать американцев? Ввести энергетическое эмбарго наподобие того, что арабы объявили во время войны Судного дня в 1973-м? Но это ударит по саудовской же нефтянке, которая сейчас, в отличие от полувековой давности, уже работает на само королевство. Однако у Америки много болевых точек — как внутренних, так и внешних. А кто главный в мире специалист по противоборству с США? Иранский лидер, аятолла Хаменеи, противостоит американскому давлению уже много десятилетий, однако Иран хоть и мощная, но региональная держава. А вот Владимир Путин не только лидер военной сверхдержавы, но и человек, который уже десять лет находится в открытом клинче с англосаксами. Никто лучше него не знает все болевые точки американцев — и именно поэтому у обоих принцев Мухаммедов сейчас есть особый интерес к разговору с президентом России.